Африканская зимняя сказка
За именем мне пришлось бы лезть в книгу, но звание его я все еще помню наизусть: «Начальник королевской
сельскохозяйственной зимней школы». В качестве «начальника» я, будучи тогда еще маленьким мальчиком, представлял себе
начальника вокзала, «зимняя школа» была для меня словом, засахарившимся до состояния сказки; а получалось: школа, похожая на
вокзал и теряющаяся в белой дали.
С самого начала: этот доктор Авг. Шляйер, тот самый начальник школы, зимней, да еще и королевской, был автором книги
«Млекопитающие земли», книги, которую я помню чуть ли не с рождения. Она принадлежала моему деду и стояла на буфете рядом с
Библией. А поскольку мой набожный дед называл Библию «Книгой», то и эта, стоящая рядом с ней, превратилась для меня в
«Книгу».
Когда мне вместе с родителями и – при самом плохом стечении обстоятельств – вместе с другими родственниками приходилось
навещать деда, единственным утешением мне становилась Книга. Наедине с ней я провел, должно быть, сотни часов. Впрочем, я
очень любил деда, мне просто не нравилось ездить к нему вместе со взрослыми, они мешали мне. Они мешали даже когда я просто
сидел там, склоненный над Книгой, будничной болтовней возвращали меня из африканских степей обратно в Зофинген, где жил дед;
между тем, когда мы оставались наедине, он и сам жил в африканской степи.
Позже, когда я уже немного умел читать, я прочел Книгу по меньшей мере дюжину раз: «Ягуар очень опасен и живет главным
образом в Южной Америке» или «У сиамской кошки шерсть очень гладкая, солодовой масти». Я до сих пор не знаю, что это за цвет
такой, солодовый, но это наверняка цвет Зимней школы, той чудесной Зимней школы, которая начинается где-то на вокзале и
простирается далеко вглубь африканской степи, где ягуар населяет свою Южную Америку.
Вообще говоря, в таких условиях я должен был вырасти настоящим другом зверей, страстным любителем зоопарков либо и вовсе
солидным специалистом по степным животным. Никем вышеперечисленным я не стал, а остался всего лишь тоскующим учеником
сказочной, солодовой масти зимней школы.
Книга сейчас у меня. Больше не стоит одиноко рядом с Библией, а заняла свое место на объемной книжной полке. Мне немного
жаль ее, ведь именно эта Книга, собравшая в себя все, весь мир, стоит теперь рядом с остальными книгами, у которых внутри
заключено что-то одно. Я время от времени открываю ее, и сразу же сталкиваюсь с первым разочарованием: она вовсе не такая
сногсшибающе яркая, как прежде. Но когда разглядываешь ее какое-то время, вместе с воспоминаниями все ярче проявляется цвет,
тот, что, как и солодовый, принадлежит к краскам не этого мира, а иного, начинающегося у вокзала под управлением начальника
Шляйера, сельскохозяйственно-королевского вокзала.
Пойми я тогда Книгу правильно, я просто обязан был бы стать другом животных, млекопитающих, но, к своему счастью, я понял
ее неправильно; «Млекопитающие земли», даже не сами звери, а земля сделала это со мной, вся эта земля, каким-то образом
находящаяся в Африке.
Я еще ни разу не был в Африке. Такое уж свойство у этой школы солодовой масти, что всему, чему там учат, учат не для
саморазвития и обогащения знаниями, а для ощущений и мечтаний. Кстати, у Книги был и запах, сильный, едкий, часами
остающийся на кончиках пальцев. Для меня он стал запахом букв. Что бы я ни читал, буквы напоминают мне о запахе начальника
зимней школы. И где бы Книга ни побывала за это время, в аккуратном доме моих родителей, в моем неприбранном доме, она
сохраняла этот запах. Руки мыть нужно было не до того, как возьмешь ее в руки, а после – я не мыл их никогда. Королевский
Шляйер нигде даже не упомянул, что барсук воняет, и с его стороны это было очень мило и явно осмотрительно.
Это была хорошая школа, привокзальная зимняя школа, а хорошей она была потому, что не надо было учить ничего, кроме земли,
а именно: что она существует и что она огромна и богата. А я в этой школе имел право понимать все неправильно – и частенько
пользовался этой привилегией. В конце концов не осталось ничего, кроме запаха, запаха, который сопровождал меня всю жизнь,
запаха букв.
Трудно представить себе, что могло произойти, учись я в школе, где действительно что-то изучают, млекопитающих, например.
Где способности поощряются и где открыли бы мои выдающиеся способности к изучению млекопитающих. Может быть, в этом случае я
и попал бы в Африку, но никогда уже в ту самую Африку зимней солодовой школы под управлением начальника вокзала Шляйера.