Участник №39

Африканская зимняя сказка

Имя мне нужно уточнить, однако, что касается его титула, его я помню наизусть: «Председатель королевской зимней сельскохозяйственной школы». Слово «председатель» я мог тогда, будучи еще совсем ребенком, некоторым образом себе представить: председатель железнодорожной станции, а вот «зимняя школа» была для меня понятием, которое кристаллизовывалось в сказку – школа-станция, школа, растворяющаяся в белизне.
Так вот, этот доктор Август Шлейер, а именно председатель школы, которая была не только зимней, но и королевской, является автором книги «Млекопитающие Земли», книги, благодаря которой я вступил в мир. Это была книга моего дедушки, и стояла она на буфете рядом с Библией. А поскольку мой набожный дедушка называл Библию «книгой», то «книгой» была для меня и та, что стояла рядом.
Когда я, с неохотой, вынужден был вместе с моими родителями, а чего доброго еще и – что было хуже всего – вместе с другими родственниками навещать моего дедушку, было одно утешение – книга. Я, должно быть, провел с ней сотни часов. Впрочем, я очень любил моего дедушку, мне лишь не нравилось навещать его вместе с взрослыми, они мешали. Они мешали и тогда, когда я сидел там, склонившись над книгой, и тогда, когда своей глупой повседневной болтовней возвращали меня из африканской степи назад в Цофинген, где жил мой дедушка – но когда мы были с ним одни, он тоже жил вместе со мной в африканской степи.
Позже, уже научившись немного читать, я, должно быть, тоже не один раз прочел: «Ягуар – очень кровожадный зверь, обитающий главным образом в Южной Америке», и «У сиамской кошки гладкая шерсть солового цвета». Я и сегодня еще не имею представления, что такое соловый цвет, но это должно быть цвет зимней школы, той чудесной зимней школы, которая начинается где-то у железнодорожной станции и ведет вглубь африканской степи, где и обитает ягуар в своей Южной Америке.
Собственно говоря, с учетом всех этих обстоятельств я должен был бы стать другом животных, страстным посетителем зоопарков или вообще глубоким знатоком степных зверей. Но никем из них я не стал – лишь исполненным тоски учеником сказочной, солового цвета зимней школы.
Теперь я владелец книги. Она уже не стоит больше одиноко рядом с Библией, теперь она стоит на огромной книжной полке. Это вызывает во мне некоторое сожаление, так как именно та книга, в которой было все, абсолютно все, целый мир, стоит теперь рядом с остальными книгами, внутри которых содержится лишь некая часть этого всего. Время от времени я открываю ее, и всякий раз начинаю испытывать разочарование: при первичном рассмотрении она уже не кажется больше такой обворожительно красочной, но стоит вглядеться чуть пристальнее и она принимает цвет воспоминания, тот цвет, который, как и соловый, не является цветом этого мира, это цвет того мира, что начинается у железнодорожной станции председателя Шлейера, у королевской сельскохозяйственной станции.
Пойми я тогда книгу правильно, я должен был бы стать другом животных, другом млекопитающих, однако к своему счастью я понял ее неправильно – «Млекопитающие Земли», меня очаровали не сами животные, а Земля, вся эта Земля, которая в некотором смысле находится в Африке.
В Африке я еще ни разу не был. То, что изучают в соловой школе, изучают не для того, чтобы сделать успешную карьеру и продвинуться в жизни, это связано с самим существованием и грезами. Книга, между прочим, обладала еще и запахом, очень сильным и едким запахом, который на протяжении нескольких часов все еще сохранялся на пальцах. Для меня этот запах стал запахом букв. Что бы я ни читал, буквы напоминали мне о запахе председателя зимней школы. И где бы между тем не находилась книга, в образцовом доме моих родителей или в чуждом какому-либо порядку моем собственном, она никогда не утрачивала свой запах. Не было нужды мыть руки, перед тем как взять ее, это следовало делать после – я же не мыл их никогда, королевский председатель Шлейер не раз упоминал, что барсук дурно пахнет, мне казалось это очень любезным и в высшей степени деликатным с его стороны.
Это была прекрасная школа, станционная зимняя школа, и она была прекрасна прежде всего тем, что там не надо было изучать ничего иного, кроме Земли – а именно то, что она есть и то, что она огромная и богатая. В этой школе я также имел возможность все понимать неправильно, и я широко пользовался этой привилегией. И наконец ничего иного не осталось кроме запаха, того запаха, который еще долго на протяжении жизни сопровождал меня, запаха букв.
Невозможно и представить себе, что бы произошло, если бы я только оказался в той школе, в которой нужно было бы изучать предметы, например млекопитающих, в той школе, в которой между тем поощряют высокоодаренных и в которой открыли бы мои склонности к млекопитающим. Может быть тогда я и поехал бы в Африку, однако никогда я не оказался бы в Африке председателя станции соловой зимней школы Шлейера.